О том, как обстоят дела в отечественной экономике и готов ли Казахстан к радикальному локдауну, в рамках проекта Forbes Q&A поговорили ведущий Батырхан Тогайбаев и эксперт в сфере экономики Сергей Домнин. Мы выбрали самые интересные фрагменты разговора.
Насколько плохо сейчас положение в экономике?
— В 1 квартале экономика чувствовала себя хорошо, чуть-чуть недотянули до трехпроцентного роста ВВП, был хороший торговый и платежный баланс, но в апреле ВВП сократился на 0,2%, а мае итог был минус 1,7%. Думаю, это значение будет расти и дальше. Торговля упала в апреле на 32% в годовом выражении, к апрелю 2019. В мае падение достигло 21%. В Алматы падение составило 40%.
Но деловая активность в сфере услуг как быстро падает, так быстро и отскакивает, а что касается промышленности, здесь все сложнее, более длинные тренды. Уволить и набрать персонал ресторана можно быстро, а персонал промышленного предприятия, особенно со сложной технологией, займет больше времени.
Еще очень важный момент — влияние на домохозяйства, сокращение доли доходов от трудовой деятельности в общих денежных доходах населения. В данных Нацбанка доходы от заработной платы в марте достигали 72%, в мае снизились до 51%, в то же время выросла с 30 до 55% доля пенсий и пособий. Компенсации, которые выплачивало государство, не были сопоставимы с зарплатами большей части населения.
При этом замедление деловой активности должно происходить на фоне замедления цен, но в Казахстане, к сожалению, это не так. Если в США, России, Евросоюзе практически до нуля падает значение инфляции, то у нас инфляция растет. В годовом выражении — 5,6% январь 2020 к январю 2019-го, 6,8% — апрель, 6,7% — май, июнь — 7%.
Надо заметить, что в структуре потребительской инфляции очень сильно растет компонент «продовольственный товар», то есть продукты питания, в июне — 11%, это очень плохой тренд. В 1 квартале в структуре расходов 52% — продукты питания. Какой эффект вы получаете, когда растет продовольственная инфляция на фоне снижения доходов и доли зарплаты в доходах? Ускоряется рост продуктовой доли в расходах, ни на что другое не остается денег. Говоря простым языком, население начинает беднеть если не стремительно, то достаточно динамично.
Еще один тренд — не очень хорошие данные по безработице, в прошлый кризис — 4,5-5%, в этом году даже официальные данные говорят, что будет 6% к концу года. У нас очень важный фактор, который скрывал безработицу, — это большой неформальный сектор, но в этом году его стали зажимать и он больше всего пострадал, поскольку это люди, которые оказывают мелкие услуги лично и за наличный расчет. И для этих людей ситуация ещё хуже.
Прогноз — очень нехороший. При соблюдении всего того, что правительство делало в первый локдаун — кроме соцвыплат, потому что пока о них речь не идет — падение будет глубже. К первому локдауну население подошло с более-менее хорошим настроением и деньгами на счету. После 3-4 месяцев ситуация ухудшилась значительным образом, и во второй локдаун, если он будет таким же жестким, будут ограничения на занятия трудовой деятельностью, эти меры, я имею в виду выплаты, будут ещё больше нужны, чем в апреле и мае.
Если всё так плохо — растет инфляция, безработица, в аптеках дефицит лекарств, то на что ушли антикризисные 6 трлн тенге? Где эти деньги?
— Если быть точным, эти 5,9 трлн ушли далеко не на помощь людям, пострадавшим от коронавируса. Большая часть мер — поддержка выпадающих бюджетов: компенсации в республиканский бюджет — 1,7 трлн, 300 млрд — в местные бюджеты. Триллион пошел на реализацию Дорожной карты занятости — это абсорбция безработицы, привлечение безработных для инфраструктурного строительства — мосты, дороги, дамбы и т. д.
Следующий пункт — наше «любимое» льготное кредитование МСБ, экономика простых вещей. На социальные выплаты (42500) ушло 400 млрд, и 240 млрд — противоэпидемические мероприятия.
Ситуация с выплатой 42500 тенге была унизительной, превратилась в какой-то цирк. Как нам в будущем оказывать помощь, чтобы избежать таких историй?
— Я думаю, что не стоит гоняться за высокой эффективностью, стоит переключиться на адресную помощь тем, кто действительно находится в большой… больших проблемах и кто может создать большие проблемы. Стоит вернуться к практике соцвыплат — даже если кому-то лишнего дадут, ничего страшного, главное, чтобы не дали только лишним людям. Тем, у кого есть, больше давать не надо. Нужно давать не всем, а находить узкие места, нельзя просто раздавать деньги, это порочная практика.
Второй момент — посмотреть, в каких сферах есть «узлы», кроме градоообразующих предприятий, которым обязательно надо помогать. Нужно смотреть на те сегменты МСБ, которые могут серьезно пострадать. Было предложение — выдавать компенсации, для бизнеса отсрочка по налогам может быть не настолько интересной, более интересной является выдача напрямую денег под какие-то условия. В США, например, это займы под нулевой процент или без возврата на выплату зарплат — чтобы деловая активность поддерживалась, движение денег не останавливалось. Естественное желание бизнеса — любого, в любом секторе, в любой непонятной ситуации — производить по минимуму, не инвестировать и пытаться не занимать.
Правительству не нужно тешить себя иллюзиями, что если они «выгнали» сейчас триллион на экономику простых вещей, то они получат те простые вещи, которые хотят. Бизнесмены сейчас в полном непонимании, что происходит, и это непонимание усугубляется тем, что правительство то вводит карантин, то не вводит.
Разобрались с тем, как плохо. Давайте поговорим про потенциальный успех. Что значит экономический успех для Казахстан и что мешает его добиться?
— Это вещь не экономического плана, а культурного или культурно-этического. Для кого-то успех — это жизнь на лоне природе, а для других — это высокая производительность, переход на новые технологические уровни и т.д.
Что будет дальше, определяется настроением решающей группы, которая в большинстве стран называется национальной буржуазией. Если актору, национальной буржуазии, интересно, как у нас говорят, «обслуживать трубу» или заниматься распределением ренты, то они это и выбирают. Проще тем национальным буржуазиям, где трубы нет, им приходится работать, вклиниваться в цепочки добавленной стоимости, использовать свои преимущества, придумывать какие-то ходы…
В Казахстане мы последние 30 лет пытаемся что-то стабилизировать, успокоить политическую сферу. Это тренд и привел нас в точку, в которой мы находимся, когда правительство, с одной стороны, говорит: нам нужно увеличивать долю МСБ, разгосударствлять экономику, а с другой стороны — усиливает всеми способами государственный сектор для того, чтобы не потерять управляемость. Мы очень сильно не уверены в том, что если начнем какие-то изменения, то у нас что-то (плохое) не произойдет.
Одни считают, что либерализация может помочь выйти из кризиса — по типу Южной Кореи в 90-е, другие — что либерализация ни к чему хорошему не приведет.
— У нас слово «либерализм» скорее оскорбительное. Я бы лучше сказал, что на примере таких стран, как Корея, Сингапур (где недавно второй сын Ли Куан Ю ушел в оппозицию в первому сыну) лучше говорить не о либерализации, а о повышении конкуренции на политическом рынке. При повышении конкуренции будет расти качество политических решений. Когда есть контроль, сменяемость и нет уверенности, что уйдешь от ответственности — эффективность принимаемых решений растет, это медицинский факт.
Может, нас спасут инвестиции?
— Мир движется к безуглеводородному будущему. В этом году наша надежда, что войдем в международные цепочки добавленной стоимости, пользуясь тем, что у нас комфортное ведение бизнеса, не оправдалась. Эти преимущества не реализуются в силу тех изменений, которые подталкиваются коронавирусом: распад цепочек добавленной стомости, реиндустриализация, возвращение капиталов из офшоров. На самом деле иностранные инвестиции — это не самоцель. Мы способны привлекать инвесторов в сельское хозяйство, очень тонкую прослойку ИТ-разработки, в старые сектора — нефть и газ, обработку не только промышленных, но и редкоземельных металлов. Плюс отрасли с высокой энергоемкостью — у нас профицит энергии, это нужно использовать, может быть. строительство дата-центров.
Но самое главное, может, не с точки зрения инвестиций, а с точки зрения торговли услугами — это наше население, последнее, что у нас остается. Если мы теряем рабочие места на территории своей страны, если растем не так активно, как другие страны, то просто нужно ехать туда, работать и посылать сюда деньги. Думаю, перспектива не такая амбициозная, это не так красиво звучит, но если другого выхода нет, приходится этим заниматься.
И мы видим, как последние несколько лет активно растет доля трансфертов денежных средств из Кореи — это как раз экспорт нашего труда.
Будет ли нищета в странах Центральной Азии?
— Всемирный банк прогнозирует некоторый рост бедности, чуть меньше 3 млн людей, которые живут на меньше 5 долларов в день. С точки зрения экономики это не слишком драматично — небольшое сокращение потребления, а с социальной точки зрения уровень потрясений выше. Только в Казахстане и Туркменистане низка доля денежных трансфертов от работников за рубежом, а для Кыргызстана это 33%, для Таджикистана — 29%, для Узбекистана — 16%. Понятно, что ограничения в других странах будут на них влиять, и вполне можно прогнозировать, что в какой-то момент мы у какой-то границы получим группу беженцев.
Ваш прогноз развития экономики РК?
— Есть позиция Министерства экономики, данная в в марте, — минус 0,9% ВВП по итогам года, это предполагает быстрый отскок, что 3-4 кварталы будут на уровне первого квартала. Есть оценки в минус 2,7%, Всемирный банк дает минус 3%.Перспективы не очень хорошие — такой глубины падения не было с 90-х.
Источник: forbes.kz
