Артем Панфилов, 32-летний житель Ульяновска, 23 августа сообщил, что он и его несовершеннолетняя дочь Анна подверглись физическому насилию со стороны сотрудников правоохранительных органов Железнодорожного отдела полиции Ульяновска. Этот отдел полиции стал известным после смерти Никиты Жаркова, 24-летнего бойца спецназа ГРУ. Молодой человек провел несколько часов в отделе полиции, а после, по официальной версии, покончил с собой. Отец Никиты Жаркова уверен, что его сына убили полицейские в результате пыток. Об этом пишет ИА Qazweek.kz со ссылкой на Idelreal.org
В настоящее время по факту сообщения Панфилова Следственный комитет начал проверку. Следователь Екатерина Бакальская приняла заявление о преступлении, к которому могут быть причастны сотрудники правоохранительных органов, 23 августа.
Подробности происшествия Артем Панфилов и его семилетняя дочь Аннарассказали нашему корреспонденту.
— Мы пришли в полицию с дочкой. Жена была на работе, и пока дети не в школе, мы днем с Аней вместе. Я и представить не мог, что в отделении полиции будет небезопасно ребенку. Супруга сообщила, что у нас на даче пропал сруб и строительный материл. Мы собирались строить дом. Я шел в МВД, чтобы написать заявление о краже. Сначала сообщил о случившемся в дежурную часть. Мне сказали, что сейчас за мной спустятся. За мной пришел мужчина в форме. Как его зовут, не знаю, он не представлялся. Номерной значок я тоже не запомнил. Он попросил подняться за ним на четвертый этаж, — рассказал Артем Панфилов.
Тут рассказ отца перебивает его семилетняя дочь Аня. В этом году она пошла во второй класс.
— Я тоже могу рассказать, — говорит Аня. — Сначала меня выгнали из кабинета. Сказали, постой там. Я вышла. Папу там стукнули. Потом папа сказал, пойдем домой. Я за ним пошла. А нас не пускали. Пришёл второй. Он увидел телефон, когда папа выходил. И они стали говорить дай телефон. Я немножко поплакала.
Артем Панфилов из-за страха за дочь не помнит боли от ударов.
— Мы поднялись вместе с Аней на четвертый этаж, сначала зашли в кабинет. Сотрудник полиции спросил мою фамилию. Я назвал свое имя, и он ухмыльнулся. Спросил, что у меня случилось. Я начал объяснять, что у меня на дачном участке пропал сруб и строительный материал. В ответ на это полицейский стал кричать, что я все это выдумал и, вероятно, сам украл у себя имущество. В ответ, я предложил ему опросить свидетелей соседей-дачников.
— Сотрудник полиции ругался при ребенке?
— Нет, он вывел Аню за руку из кабинета и мы остались наедине. Прикрыл дверь. В этот момент он начал применять ко мне физическую силу.
— Сколько раз вас ударили и куда?
— Сотрудник полиции нанес мне три удара в грудь с левой стороны и два удара по голове. Трудно сказать, что я в этот момент испытал. Наверное, больше испугался за дочь, которая осталась за дверью одна. Я бросился к ней, схватил ее за руку и мы направились к выходу. Мне хотелось быстрее ее увезти с этого места.
— Что в этот момент предпринял сотрудник полиции, который, по вашим словам, нанес вам удары?
— Самое страшное происходило дальше. Полицейский, который бил меня направился за нами. Он увидел, что в моих спортивных штанах есть телефон и подумал, что все происходящее я записывал. В это время он стал звать других полицейских. Сначала вышел один. Потом их всего, как говорит моя дочь, было шесть. Но я помню только пятерых. Тот, что бил меня в кабинете, начал кричать, чтобы я немедленно отдал ему телефон. Все это происходило на четвертом этаже. Я сказал, что ничего в руки давать ему не буду. Просил других сотрудников пригласить начальника отдела полиции и понятых, сообщив, что только что мне за дверью нанесли побои. Мент, который наносил побои стоял рядом и предупреждал своих сослуживцев, что я могу все записывать. Тогда я достал телефон и начал звонить 112, чтобы сообщить о случившемся.
— Вы успели совершить звонок?
— Да, я дозвонился. Мне сказали, что ничем помочь мне не могут и попросили позвонить по номеру 102. Ответивший на проводе по номеру 102, просил, чтобы я дал трубку полицейскому. Но никто трубку не взял. Вдруг один из полицейских, который вышел из кабинета, заломил руку и отобрал телефон. Он же отобрал телефон, посмотрел что в телефоне нет записей. Вытер телефон об одежду и снова вернул мне. Я попытался опять уйти. Но в этот момент за руку хватают дочь. Аня кричит от страха и боли. Кричу и я о помощи. Чудовищная картина. Мне закрывают руками рот и делают удушающий прием. Выхватывают пакет из моих рук. Там был еще один телефон моей дочери. Им нужно было опять проверить, записывал я их или нет. Там записей они также не обнаружили, и нам наконец дали уйти. Я сказал, что буду жаловаться. В отделе полиции меня били, душили на глазах у семилетней дочери. Что такое отношение никуда не годится. Мне прямо сказали, что им все равно. «Мы можем и убить, нам ничего не будет», — сказал один мент. На первом этаже у дежурного мы сообщили о произошедшем. Не смотря на то, что Аня плакала от боли, видимо ее сильно схватили за руку, в дежурной части нашим рассказам не поверили. «Да, что вы тут рассказываете», — сказал дежурный. Я решил ехать в Следственный комитет.
— Вы написали заявление на сотрудников полиции?
— Да, я написал заявление по факту нанесения побоев пятью сотрудниками полиции, которые били меня, пытали, угрожали, применили физическую боль моей несовершеннолетней дочери. Уже в следственном управлении, моя рука стала синеть на глазах. Вышел большой синяк у Ани. Он не прошел и по сей день. Я думаю, что ее сильно держали за руку. Наши синяки следователь сфотографировала в тот же день.Поскольку, 23 августа в день, когда все это произошло, была пятница, к судмедэксперту мы попали только в понедельник.
— Результаты судмедэкспертизы уже готовы?
— Мне на руки результаты не показывали. Я знаю, что у меня были ушибы грудной клетки, множественные синяки. У дочери — растяжение, гематомы. Сейчас в больнице по месту жительства я хожу на физиолечение, проверяли мне голову, ребенок наблюдался в травмпункте. Следователь, кажется, халатно отнеслась к делу. Нас даже не предупредили, что нужны фотографии для ребенка при прохождении судмедэкспертизы.
— Вы не доверяете Следственному комитету?
— Я думаю, что мое дело будет спущено «на тормоза». Уже потом мне стало известно, что мой следователь в прошлом работала в отделе полиции Железнодорожного района Ульяновска. Понимаете, после такого, доверия нет у меня к правоохранителям. Моя дочь, видя сейчас полицейскую машину, уже боится. Мне приходится объяснять ребенку, что не все полицейские плохие, есть получше. А плохих полицейских обязательно накажут.
